Якутский режиссёр Дмитрий Давыдов снял очередной суровый, но правдивый фильм

В прокат вышел очередной фильм культового режиссера Дмитрия Давыдова «Нелегал».  Якутское кино бурно развивается и не перестает радовать зрителя смыслами и художественными приемами. Якутские киношники шутят:  50% населения республики кино снимает, а другие 50% его смотрят.
 

Кажется, что здешние режиссеры и операторы – шаманы, камлающие не с бубнами, а с камерами и чередованием планов, тесно связанные с природой и потусторонними силами. Кино здесь снимают задешево и грубо, но с поразительной самоотдачей. И даже когда это вроде бы комедия, оказывается – совсем нет. Как дипломная короткометражка выпускника ВГИКа Арсена Филиппова «Моя бабушка дышит в трубку». Отсыл к песне Гарика Сукачёва приводит нас к древней якутской знахарке, в 70-е годы прошлого века работавшей оператором на телефонной станции, вручную соединявшей абонентов и слушавшей их разговоры. Но вот уже она дышит в трубку инспектора ГИБДД, остановившего ее внедорожник на трассе. А потом дышит в трубку в реанимации «красной зоны»…

Дерзкое кино

Но вернемся к «Нелегалу». Мир вокруг запечатлен в расфокусе, а камера, зачастую статичная, редко заваливается набок и грамотно подрагивает в такт дрожащим от стужи рукам протагониста, затерявшегося в тайге…

Новая работа бывшего школьного учителя и директора школы, в свободное время сотворившего нашумевшее мистическое «Пугало», – еще более дерзкое и шокирующее кино. Хотя преемственность есть: герой в «Нелегале»– такой же замкнутый в себе одиночка, как знахарка-алкоголичка из «Пугала» или великовозрастный маменькин абрек из «Нет бога кроме меня».

Вообще-то путь Давыдова в режиссуру начался с кредита в банке и продажи автомобиля. Многие в Якутии приходят в кинематограф именно так – окольными путями, в свободное от основной работы время и с мизерными бюджетами. Три полных метра Дмитрий заделал в спартанском режиме, когда на съемки нельзя было тратить больше 14 дней (именно столько суток отпуска положено простому школьному учителю непрерывно). 

Взяв на вооружение смесь разных жанров – от фестивальной социальной драмы до роуд-муви и голливудского триллера, Давыдов рассказывает об одном неприкаянном подростке из Киргизии,  который в титрах вообще без имени – Нелегал. Он что-то забыл в Якутии,  идет туда – не знаю куда (точнее, в деревеньку с простым названием Михайловка) и что-то ищет в краю далеком, ведомое лишь ему одному. Откуда у хлопца киргизская грусть, становится понятным лишь к концу фильма. Хотя с первых кадров ясно, что он – о ксенофобии, причем не только в Якутии, где своя травма: пару лет назад киргизский мигрант изнасиловал девушку- якутку, что вылилось в массовые протесты и произвол.

Везде подвох

Изнанка большого города, увиденная глазами бесправного чужака, везде одинакова, и рефрен «понаехали тут» на якутском языке звучит ничуть не реже и ничуть не более дружелюбно, чем на русском. И здешних, и приезжих губит круговорот российского рубля: армяне прессуют точки киргизов, киргизы продают китайский шмот и ездят по стройкам,  полиция крышует и тех, и других. Если кто выпендривается – прикладом по лбу, и марш на депортацию.

На складе, где прячутся мигранты из Средней Азии, облава. Полицейские выстраивают рабочих в ряд, проверяют документы. Тем, у кого есть российский паспорт, – в одну сторону, тех, у кого нет, – в другую. Безымянный молодой парень с испуганными глазами и киргизским паспортом – из вторых. После ареста его везут не в участок, а передают современным работорговцам, распределяющим мигрантов по стройкам и торговым точкам. Нашему герою вроде бы везет: работенка в магазине одежды кажется совсем непыльной – всего-то продавать куртки. Но уже первый рабочий день приносит проблемы (мы видим только спину клиента и запуганное лицо Нелегала, боящегося не то что возразить, но даже поднять глаза на собеседника), а в конце рабочего дня всю выручку отбирают некие люди, говорящие с кавказским акцентом (их лиц мы тоже не видим), представившиеся «крышей». Но оказывается, что деньги паренек отдал не тем, кому надо, за что получает от хозяина. Практически каждый, кого встречает Нелегал, оказывается обманщиком. Везде подвох, угроза, неволя. Сомневаться начинает и зритель: даже когда на пути парня окажутся действительно хорошие и добрые люди, опасаешься и их.

А когда в его руках оказывается автомат, не веришь, что мальчишка вдруг встанет на тропу войны. И точно. Автомат падает из дрожащих рук. Вот уже Нелегал бредет в свою бесконечно далекую Михайловку по заснеженным проселочным дорогам с подвернутой ногой и в порванной кроссовке. Без денег, еды, в одной курточке на рыбьем меху. Его по-прежнему гонят и отталкивают, но с каждым шагом по трассе, которая местами только угадывается в весенней грязи, людей вокруг становится меньше. В свои права вступает главная героиня любого якутского фильма – природа, обладающая собственным суровым и неуступчивым характером. В этот момент сам чувствуешь себя на месте героя. Но Давыдов не давит на жалость, а взывает к человечности.

Встреча у дерева

Оказавшемуся без крыши и вне закона герою трудно не сопереживать. Показывая ксенофобию людей (национальный конфликт тут тотален, проблемы завязаны в тугой узел – все против всех), режиссер акцентирует внимание именно на отношении к человеку. Одно дело, когда в силу предрассудков отказывают в работе, другое – когда в нарушение законов северного гостеприимства с порога прогоняют голодного путника, еще и грозясь избить.

Нелегал всюду оказывается чужим, отвергнутым. К финалу он уже и сам для себя чужой. И разворачивающаяся во времени динамика этой отчужденности, пожалуй, – главный сюжет фильма, который вырывается из канона социальной драмы о трудовом мигранте на широкое (и мерзлое) поле экзистенциализма и «глобал политик». Кругом все больше людей без имущества и дома, бредущих по чужой земле.

А мистика все равно ощущается в прозрачном, разреженном воздухе здешних пейзажей, которые распахиваются на экране, когда герой вырывается из городской скученности и толкотни. Украшенное ленточками священное дерево – не какая-то этнографическая диковинка, это часть привычной жизни, и пассажиры маршрутки, остановившись на недолгий привал, складывают у его корней скромные приношения (печенья, мелочь, зажигалку) с такой же обыденностью, как угощают попутчиков домашними пирожками. Совпадение ли, что благодаря такому дереву Нурбек встречает старого охотника, который становится первым человеком, принявшим его как своего?

Или это влияние сил более могущественных, чем людские?