Документальный фильм Петра Шепотинника «Нас других не будет», вышедший в 2021 году, устами близких друзей, соратников, коллег рассказывает о… Сергее Бодрове? Даниле Багрове? Обоих? Через столько лет после гибели Сергея все еще трудно понять, кого из них так любил народ, кому люди писали письма, рассказывали о себе, делились болью и радостью, просили помощи и ждали ответа.
Содержание:
Всеобщий брат
«Брат» вышел в 1997 году, «Брат-2» – через пять лет после первого. Кажется, целая жизнь прошла, родилось новое поколение мальчишек, многих из которых родители назвали Данилами. За что, почему его так – навсегда! – полюбили? И как получилось, что не служивший в армии Бодров сумел столь убедительно сыграть обожженного войной парнишку из бедной глубинки, из неполной семьи? На все эти вопросы пытается ответить фильм, нарезанный из воспоминаний, кадров со съемочной площадки, киношных цитат и кусочков интервью самого героя. Похоже, тогда режиссер «Брата» Алексей Балабанов попал в точку… болевую точку русской души: жажду справедливости. Диковатый народный Робин Гуд стал подлинным братом для всех, ужаленных девяностыми и оскорбленных ельцинской эпохой «любви взасос» с Америкой. И когда на премьере на заключительных кадрах «Брата-2» молодой Бутусов заливается: «Гуд бай, Америка-а-а!»,– зал ревет и рукоплещет так, что, кажется, трясутся стены.
Великодушный
Вячеслав Бутусов, солист «Наутилуса» нашей молодости, говорит о Сергее в фильме Шепотинника: «Великодушный. Великодушный человек». И поясняет, что бывают люди, по словам св. Серафима Саровского, излучающие свет. Их немного в народе, но они освещают путь остальным на много километров вокруг. И вот удивительно – герой Бодрова, маргинал и убийца Данила, для многих и многих из моего поколения тоже казался излучающим свет: жалкий, маленький свет в подслеповатом оконце избушки, к которому из последних сил стремится отчаявшийся путник. «Я узнал, что у меня есть огромная семья…»
Да, о семье Бодрова в фильме тоже говорят – с каким-то недоверчивым трепетом: они с женой были примером любви, о которой можно только мечтать, взаимопонимания, к которому каждому хочется стремиться. Жена, дочь… и сынишка, которому на момент смерти отца было несколько дней от роду.
При чём тут Бродский?
Фильм начинается с Венеции, последнего пристанища Иосифа Бродского, и назван строчкой из его стихов – отчаянно жалобной, болезненно печальной: «Нас других не будет». То есть – еще одних «нас» не родится, когда закончится эта жизнь.
Казалось бы, при чем тут Бродский… Разве что намек на Питер, ледяную слякотную подворотню у дома поэта, антураж первого фильма про Данилу Багрова. А Венеция – это же тоже немного про Питер, мосты и каналы. И, как ни странно, про мечты Сергея Бодрова, в безденежной юности грезившего об острове Лидо и чашечке кофе в кофейне на площади, пропахшей морем. И про его кандидатскую диссертацию «Архитектура в венецианской живописи Возрождения», изданную впоследствии отдельной книгой. Ну да, высоколобый искусствовед, владеющий тремя языками, кандидат наук как-то плохо монтируется с парнем из маргинальной семьи Данилой Багровым. Или все-таки монтируется – в чем-то более глубинном, потаенном, светлом, русском, что разглядел в рафинированном москвиче Алексей Балабанов?
Не актёр
Странно, что все – продюсер, оператор, режиссер – твердят, что Сергей Бодров не был актером
в полном смысле слова. Он, мол, просто жил и был неподражаемо естественен в кадре. Плюс лицо – по словам оператора, у него было такое лицо, которое не мешало видеть глаза. Плюс обаяние, особый шарм, на котором, впрочем, далеко не уедешь и который с возрастом, увы, мог пропасть. Про Сергея говорят, что он был подающим большие надежды режиссером, а вот актером – нет, не был. Да и сам он в интервью, вошедшем в фильм Шепотинника, признается, что не хочет идти дальше по артистической стезе.
«Домашнее видео»
На фильм «Нас других не будет» нет плохих отзывов – все отозвавшиеся ставят ему довольно высокие оценки. Однако часто
в комментариях мелькает: сценарий отсутствует, режиссура отсутствует, какие-то отрывки, обрывки, перебивающие друг друга кусочки сюжетов, картинка не отвечает тексту, и вообще все это больше похоже на домашнее видео из тех, что хранят в семейном архиве. Но все равно, дескать, фильм ценный – хотя бы тем, что позволяет еще раз вспомнить героя нашей юности, посмотреть на него живого.
Сразу скажу, что не согласна. Вся эта кажущаяся отрывочность воспоминаний, «перескакивание» с одного на другое великолепно, на мой взгляд, передает глубокую неутихающую боль потери, изначально заявленную в названии. Кадры Кармадонского ущелья и слезы в глазах продюсера не случайно перебиваются венецианской водой и лодками, плывущими по ней, как по слезным каналам. И в какой-то момент бесхитростный рассказ уцелевшего работника экспедиции завершается произнесенной шепотом почти неслышной фразой: «Господи, прости…» Этот шепот выжившего – о непонятной вине перед погибшими, об этом необъяснимом, абсурдном чувстве вины, которое наряду с вековечной жаждой справедливости так присуще русским.
Ольга Дашкевич
Фото: кадры из фильмов «Брат», «Брат 2»
Источник: